Самой заметной фигурой уходящей недели стал Дмитрий Медведев.

Самой заметной фигурой уходящей недели стал Дмитрий Медведев. Причем некоторые находят в его высказываниях, разделенных несколькими днями, взаимоисключающие противоречия. В понедельник президент делает заявление о новых приоритетах российской внешней политики, объявляет США и ЕС главными партнерами, а в четверг берет на себяответственность за чудовищные поправки к закону о ФСБ.

http://www.grani.ru/opinion/shusharin/m.179905.html

Конечно, для людей, которые помнят перестройку, сопровождавшуюся новым мышлением, это что-то весьма странное. Но ведь было и другое – разрядка, сопровождавшаяся борьбой с диссидентами. Был хельсинкский Заключительный акт, в котором СССР признавал нерушимость послевоенных границ, но вовсе не “третью корзину” – единые европейские стандарты в области прав человека.

И поэтому особых противоречий не наблюдается. По-горбачевски тандемократы не хотят, им больше нравится по-брежневски. А вот что действительно изумляет, так это совершенно неожиданное признание Медведева насчет закона, утверждающего чекистское всевластие. Оно даже вызывает уважение – публично брать на себя ответственность у нынешней правящей элиты не принято. О чем бы ни шла речь, даже о сущей мелочи.

Поправки же к закону об ФСБ – вовсе не мелочь. И признание себя их инициатором – это еще больше не мелочь. Никакого “президента подставили” по этому поводу не будет. Автор поправок – глава государства, пусть и формальный. Поэтому обращаться к нему с просьбой не подписывать этот закон бессмысленно. А критика законопроекта, которую, например, позволил себе Владимир Лукин, означает осуждение действий номинально первого лица государства.

Ну, про тех, кто ждал “медведевской оттепели”, перемен и призывал поддержать Дмитрия Анатольевича, не поясняя, в чем именно следует его поддерживать, в каких таких начинаниях, говорить не стоит. Кто-то говорил нечто подобное по слабости и усталости, кто-то по службе. Ну и ладно.

Да и в том, мидовском выступлении Медведева много ли было светлого, чистого и обнадеживающего? Андрей Пионтковский такового не обнаружил. И не МИД должен меняться: странное это занятие для президента России – критиковать исполнителей, в то время как по Конституции (ст.80, п.3) определение основных направлений внешней политики является прерогативой главы государства.

А может, и не по-брежневски хотят устроить дела тандемократы? Разрядки-то не наблюдается. Можно ведь и по-андроповски: чтоб углеводороды на Запад шли, а оттуда валюта. И чтоб никаких других связей и сношений.

Нет, прав Андрей Пионтковский: не та порода у власти. Им ведь тоже туда, на Запад, хочется, а ежели по-андроповски, то придется устраивать побег из Шоушенка: по трубе (ну, там не совсем газовая была), а потом в чужой одежде, под чужим именем и из Мексики носа не казать.

А когда хочется всего сразу и бесплатно, выходит чушь и раздражение у тех, кого зовут в партнеры. Еще месяц назад министр обороны США назвал подход России к отношениям с Ираном “несколько шизофреническим”. Вот и на встрече с Ангелой Меркель Дмитрий Медведев раскритиковал Иран за ядерную программу, но заявил о продолжении экономического сотрудничества с Тегераном.

И дело тут не в особенностях тонкой душевной конституции Дмитрия Анатольевича. Дело в шизофреничности тандемократической системы, где не существует ни четкой иерархии, ни разделения компетенций, ни понимания того, как устроен внешний мир и как и чем живет собственная страна.

Еще один пример внешнеполитической активности. Спикер Государственной думы уж точно не имеет непосредственного отношения к выработке внешней политики. Но это не помешало ему наговорить много страстных слов по поводу выступления Михаила Саакашвили на белорусском телевидении. Сам Саакашвили для России изгой, а те, кто “предоставляет возможность Саакашвили чувствовать себя президентом, в том числе в другой стране, принимают решения, которые не могут повлиять на улучшение отношений с Россией”.

Как изящно сказано! Заявление это не менее тонко, чем сериал “Крестный батька”, показ которого продолжается на НТВ и грозит стать еженедельным. А с мидовцами президент встречается раз в два года. Склоки и войны с соседями постоянны, пожелания жить дружно с цивилизованным миром цикличны и редки.

“Шизофрения, как и было сказано”? Ну, сказано, ну, отвели душу, порадовались тому, какие мы сами здоровые. А дальше что?

Во-первых, нехорошо использовать медицинский диагноз с целью кого-то уязвить. Любая болезнь – несчастье, любой больной человек требует повышенного внимания и сострадания. А душевнобольной – вдвойне и втройне. Но во главе России взрослые и вменяемые люди, которые сочувствия не вызывают.

Во-вторых, если все же настаивать на этом диагнозе, то надо прежде всего разбираться в поведении не вполне адекватных субъектов. А оно непредсказуемо.

“Дура дурой, а свои три рубля имею”. Шизофренической называют логику, присущую тандемократическому режиму, который, если разобраться, совершенно неуязвим. Можно и поддерживать санкции против Ирана, и торговать с ним. Можно говорить о партнерстве с ЕС и США, но ставить условием нормализации отношений с Грузией смещение законно избранного президента, признанного всем миром, и продолжать оккупацию ее территории. Это же в сущности поведение обитателей не сумасшедшего дома, а детского сада: “Я псих, у меня справка, убью тебя – мне ничего за это не будет”.

Слова, которые произносятся людьми во власти, не значат ничего. Внешний мир к этому как-то приспосабливается, а внутри страны нет общественного запроса на прозрачную и ответственную власть. Такое отношение к своему слову подобно коррупции, которая, как известно, устраивает и связывает все общество. Свежий пример: можно пообещать повторить выставку “Запретное искусство”, если ее устроители не будут оправданы, а потом отказаться: мол, штраф, конечно, формально обвинительный приговор, но ведь не посадили же.

И таких примеров миллион. Потому обличительный пафос по отношению к власти, действующей внутри и вне страны по своей, порой странной, логике, российской общественности не по чину.

Дмитрий Шушарин